Впереди, у подножия хребта, виднелась ниточка трассы, серая гряда
древнего вала, тянувшегося от горизонта до горизонта (как и все древние
сооружения подобного рода в Монголии, его называют валом Чингисхана) и
развалины старых кошар, окруженных зеленой лужайкой. Над ними кружилась
большая стая птиц, но я никак не мог понять, кто это. Чем ближе я
подходил, тем больше терялся в догадках. Между тем птицы взлетали с
лужайки, где, видимо, ночевали, и их голоса сливались в странный гул.
   В конце концов оказалось, что это была фантастических размеров стая
журавлей-красавок. Когда я дошел до лужайки, последние из них как раз
взлетали в воздух. Словно смерч, столб из многих сотен журавлей покрутился
над моей головой и медленно поплыл на юго-восток. Я шагал по пустынной
трассе, а их трубные голоса все еще звучали у меня в ушах. Откуда взялась
такая масса птиц? Ведь северная граница ареала этого маленького степного
журавлика не так далеко.
   Неужели все красавки северо-западной части Котловины Больших Озер
собрались в одну стаю? Не знаю. Во всяком случае, после этого они мне
долго не встречались - только по другую сторону Алтая видел парочку.
   Золотой, красиво блестящий на солнце нимб все так же окружал мою голову
- полуденная жара не производила на комаров никакого впечатления. Я шел и
шел, но на моей карте-тридцатикилометровке это передвижение выглядело
довольно жалко. В конце концов меня подобрал грузовик. Ехать пришлось на
куче с углем, и утешало только то, что овцам, которые ехали в прицепе,
было еще хуже.
   Местные комары оказались настолько приспособленными к условиям пустыни
с ее постоянными ветрами, что ухитрялись преследовать грузовик на полном
ходу.
   Правда, доставалось от них в основном овцам, но стоило чуть замедлить
ход, как они добирались до меня.
   На склонах гор появились маленькие зеленые нашлепки - первые леса. У
подножия хребтов, по конусам выноса рек, росли аккуратные березнячки, а
ниже - заросли тростника. В них обитало множество птиц: серых гусей,
уток-огарей, цапель. Один раз у дороги мелькнули два серых журавля: они
разгуливали со своим рыжим птенцом-подростком, не обращая внимания на
близость дороги, в этом месте уже довольно оживленной.
   У озера Хара-Ус-Нуур мы единственный раз остановились. Грузовик шел
удивительно быстро, поскольку в кабине не было боковых стекол, а ночи
здесь очень холодные из-за высоты. Мы успели засветло проехать весь путь,
кроме последних километров.
   Когда начало темнеть, ласточки исчезли, но появились летевшие на юг
летучие мыши. Кажется, это были северные кожанки - самый холодостойкий
вид. Я уже начал замерзать, как вдруг мы нырнули в каньон, и внизу
открылась россыпь огней - Ховд (Кобдо), самый большой город западной
Монголии.
   От угольной пыли удалось толком отмыться лишь в Москве.
   Переночевав в юрте гостеприимного шофера, я с утра пораньше взобрался
на нависающий над городом перевал и стал дожидаться попутки дальше на
запад. Ждать пришлось несколько часов, но это красивое местечко, а комары
от реки не долетают. Когда длиннохвостые хомячки уже стали таскать хлебные
крошки у меня из-под ног, а вороны и клушицы принялись ненавязчиво летать
поблизости, проверяя, живой я или нет, из города выполз серый квадратик и
с урчанием полез по склону, постепенно отращивая пылевой хвост.
   На этот раз моим транспортом был маленький грузовичок с тремя казахами,
которые после монголов показались мне совсем европейцами с виду - лица у
них совсем другого типа. Раньше казахи были основным населением самого
западного аймака (Баян-Улгийского), но после распада Союза стали
эмигрировать в независимый Казахстан, и теперь их намного меньше. Эта
семья выехала в Акмолу (бывший Акмолинск) пару лет назад, но теперь
занялась челночной торговлей на своем грузовичке и курсирует туда-сюда.
По-русски они знали всего несколько слов.
   Когда выяснилось, что я знаю несколько казахских слов (они же
узбекские, татарские и киргизские), мы сразу стали друзьями.
   Это был самый красивый участок дороги - она шла через высокие перевалы,
иногда в двух шагах от снежников. Солнце, неожиданно выныривавшее из-за
градовых тучек, раскрашивало склоны всеми цветами радуги. Вокруг гуляла
горная фауна: алтайские улары и серые сурки.
   Чем ниже солнце, тем интересней освещение. Травянистые склоны приобрели
восхитительный оттенок серовато-зеленой замши с позолотой, когда мы
спустились в долину и выехали к самому красивому озеру Монголии -
Толбо-Нууру. Шофер остановил машину, и мы выскочили наружу полюбоваться
пейзажем.
   Озеро заползло щупальцами заливов глубоко в расщелины хребтов, и
некоторые отроги стали гористыми островками, увенчанными причудливыми
скалами. Рваные облака, освещенные закатом, превратились в огненное море,
которое отражалось в неподвижной воде, так что озеро казалось состоявшим
из алой, как кровь из артерии, горячей лавы. Лишь в самом северном заливе
отражались совсем другие цвета - густая синева чистого кусочка неба и
прозрачный голубой оттенок далекого ледяного пика. А на юге, там, где за
горами скрылось солнце, и небо и вода сверкали ярким светом расплавленного
золота.
   Конечно, именно в тот момент у меня кончилась пленка. Но эту картинку,
сопровождавшуюся криком несметных стай горных гусей, я и без фотографии
никогда не забуду.
   Ночевали мы в юрте недалеко от города Улгий. Снаружи казахские (и
киргизские) юрты выглядят почти так же, как монгольские, но устроены совсем
по-другому, и оформлены тоже.
   В это раз мне пришлось спать на кровати. Вот все улеглись, и хозяйка
закрыла дымовое отверстие, так что наступила полная темнота. Вдруг я
почувствовал на одеяле какое-то движение и услышал странный звук, похожий
то ли на жужжание электромоторчика, то ли на стук крыльев ночной бабочки
по стеклу, а больше всего - на треск гремучей змеи.
   Нечто медленно двигалось по одеялу, так что пришлось вскочить с койки.
Странный звук не стихал. Перебрав мысленно всю местную фауну, я так и не
вспомнил ничего подходящего. Медленно, осторожно протянув руку, я коснулся
источника звука, который оказался мокрым и холодным. Тут же что-то острое
царапнуло меня по пальцу. Это было уже слишком. Я резко наклонил кровать,
и нападавший с тяжелым стуком упал на ковер. Мягкий, змеиный шорох
сдвинулся чуть в сторону, и спустя мгновение во мраке зазвенел отчаянный
женский визг.
   Кто-то зажег свечу. Испуганный, несчастный, на полу юрты сидел
маленький мокрый котенок, совсем охрипший от простуды. Кошек в Монголии
почти нет - вот почему мне даже в голову не приходила подобная версия.
   Вволю посмеявшись и уложив котенка в корзину, все снова улеглись.
Наутро я спустился в город и поймал бензовоз до следующего поселка. Всего
машин было три.
   Через каждые несколько километров они останавливались и пускали по
кругу сначала водку, потом кумыс. Вскоре мой шофер начал клевать носом. Я
нахально предложил свои услуги. Выяснилось, что скорости у ЗИЛа
переключаются так же, как и у "Жигулей", но удержать его на дороге труднее
раз в десять, даже когда он порожний. Едва я начал приспосабливаться к
машине, как долина кончилась и начался подъем на перевал.
   Мне казалось, что я несколько раз едва не опрокинулся, пока выписывал
повороты по разбитой колее. Когда, взобравшись наверх, я остановился,
чтобы прийти в себя, оказалось, что шофер уже минут пять как проснулся и
наблюдает за мной, едва сдерживаясь от возмущения.
   - Ты что, первый раз ведешь? - спросил он.